Тревожным голосом Гульнара Маратовна рассказала мне историю этой девочки (какую именно, Вы, уважаемый читатель, узнаете ниже), сразу предупредив, что Н. разговорить непросто.
— Что же, попытаюсь, — почти шёпотом произнесла я, чувствуя необъяснимый страх.
— У вас должно получиться: Вы журналист.
Соглашаюсь, утвердительно кивнув головой, а про себя думая: «Вот сейчас и проверим, кто я…».
Мы отметились у охранника детдома и поднялись наверх. Здание замечательно выглядит не только снаружи, но и внутри. Всё отремонтировано, всё новое. На лестничных пролётах кипит работа: светлые стены расписывают в православной тематике. Коридоры и холлы украшены рисунками и поделками на тему «Пасхальный свет и радость» — воспитанники детдома необычайно талантливы. Заходим в приёмную «Блага», где совершается подлинное волшебство… Семья, у которой уже пять детей – трое своих и двое приёмных, хочет удочерить золотокудрую малышку. Она испуганно посматривает на незнакомых ей «дядю и тётю», но, хотя и робко, подходит к будущей, как мы надеемся, маме. Поздоровавшись со всеми, выходим. Гульнара Маратовна со вздохом улыбается: «С маленькими проблем нет, а вот ребят постарше брать не хотят. Вроде бы взрослые, а иногда просятся в семью. Ну что им ответишь? Может, люди прочтут ваш материал и отзовутся? Сейчас только несколько воспитанников уходят по «гостевому режиму» (ред. О «гостевом режиме» мы рассказывали в номере «Одинцовской недели» от 19 апреля)». Она немного помолчала и продолжила: « Н., наверное, ждёт нас. Я предупредила её о том, что к ней придет журналист. Она добрая, но у неё трудный характер. Её только нужно разговорить».
Мы подходим к открытой двери в комнату Н. и её подружек. Стены выкрашены персиковой краской, около них примостились тумбочки и аккуратно заправленные кровати, на покрывалах мирно расселись мягкие звери.
— Н! Н., мы пришли…Н., ну куда ты спряталась? Выходи же, не бойся, — зовёт воспитанницу Гульнара Маратовна.
Наконец появляется миловидная светленькая девушка в сиреневой толстовке и джинсах. Она аккуратно держит в руках чёрный мяукающий комочек.
— Здравствуйте! – говорит она не глядя на меня. Вскоре добавляет не совсем уверенно: «Я не буду сниматься, не пойду, не хочу».
— Не бойся. Меня, кстати, Даша зовут. А снимать я тебя не буду. И приятно с тобой познакомиться.
— Да, мне тоже, — произнесла она, но без проявлений радости, хотя в таких случаях принято улыбаться.
— Н., пошли в компьютерный класс, там сейчас свободно — никто не помешает. Даша из газеты и хочет с тобой поговорить.
Н. ёжилась и всё смотрела на чёрный пушок, который притаился у неё на руках. Подумав, она согласилась, но только с одним условием: котёнка возьмёт с собой.
— А он не будет мешать? – интересуется Гульнара Маратовна . Она обратилась и к заулыбавшейся Н., и ко мне.
— Неа, — уверенно произнесла воспитанница, — а то его выбросить хотят, не оставлю.
— Пусть, пусть берёт, с ним даже веселей будет, — охотно добавляю я.
Садимся. Компьютеры, признаться, день ушедший. Впрочем, сейчас не об этом.
— Так, я вас оставляю – мешать не хочется. Если ничего не получается, то я Вас, Дарья, жду внизу. А так подойду минут через двадцать, — Гульнара Маратовна оглушает меня этими словами. Да, оглушает, потому что Н., да и мне, не очень-то по себе.
— А, хорошо, хорошо, — киваю я, а Н. принимает равнодушный вид и продолжает играть с котёнком.
«Да, — думаю, — одно дело смотреть программы о воспитанниках из детдома по ТВ или читать об этом в прессе, а другое – беседовать самой». Котёнок оказался весьма кстати.
— Слушай, Н., а вам разрешают заводить зверюшек?
Она внимательно на меня смотрит, снова опускает взгляд на питомца, затем глядит в окно: «Нет, не разрешают. У нас уже жила кошечка, но её выкинули».
— Это как-то жестоко. Вы всё-таки живете на территории церкви.
Она поправляется: «Ну, не совсем выкинули. Мы её вырастили во дворе. Теперь она по Одинцово разгуливает, а потом сюда приходит».
— Выражение «Кошка, которая гуляет сама по себе» не про неё, по-видимому. А у меня тоже кот есть.
Эта новость зажгла в её душе огонёк, она, как мне показалось, с любопытством выжидала какой-нибудь истории о моём питомце – и я рассказала о том, почему на наших окнах железная сетка, напоминающая мелкую решётку: мой рыжий сумасшедший зверь как-то полетал, свалившись с окна, и здорово ушибся. Она искренне удивилась: «Вот это кот!».
— И давно у тебя этот чёрный? — расспрашиваю я её, указывая на пищащее животное.
— Нет, вчера притащили.
— И куда вы дели его, когда уходили в школу?
— Я взяла его с собой.
— И он, наверное, замяукал или вылез из сумки?
— Вылез, вылез.
— А учительница что?
— Ничего, возмутилась немножко, но им не привыкать: я и крысу приносила, белую.
— Мы, когда учились в начальной школе, тоже приводили котёнка. Хотели, чтобы и он стал умным.
Н. смеётся, теперь можно и ещё о чём-нибудь поговорить. Почему-то вылетает банальный вопрос:
— Какое у тебя хобби?
— Отчего вы все об этом спрашиваете, — недоумевает она, наблюдая за синицей, примостившейся на подоконнике, — ничего не люблю! Лежать люблю. Да, как раз лежать: я ленивая.
— Ну, не надо, не надо! Я тебе не верю. По тебе не скажешь, что ты ленивая. Гульнара Маратовна рассказала мне о том, что у тебя чудесный голос и ты замечательно смотришься на сцене.
Она глядит на меня недоверчиво и в то же время видно, что комплимент ей приятен (кому же не нравятся комплименты, да ещё и правдивые). Немногим спустя Н. с явным удовольствием замечает:
— Ой, подумаешь, один раз спела что-то. Я уж и не помню.
— Как же ты не помнишь, если поёшь в хоре? – недоумеваю я.
— Нет, не пою.
— Хм, разве? А мне сказали, что поёшь. Эх, ты и не только поёшь хорошо, но и играешь.
Она насторожилась, даже перестала ласкать котёнка. Продолжаю:
— Я в том смысле, что ты умело притворяешься. Может, ты актрисой хочешь стать?
— Вы шутите? С моими-то оценками… — грустно вздыхает девушка.
— Не переживай. Для поступления в театральное училище нужны не столько высокие баллы, сколько талант. А с талантом у тебя всё в порядке. Да ты не бойся меня и не называй на Вы, мы же ровесницы.
— Ровесницы?! – Н. изумилась и ждала объяснений.
— Да. Как тебе, так и мне 17.
— И ты уже работаешь?
— Не совсем, я практикуюсь. А ты, кстати, сейчас вот оканчиваешь восьмой класс, чем будешь заниматься дальше?
— Поеду поступать в Училище Наро-Фоминска. На маляра. А потом… потом уеду домой. К маме – она у меня болеет – и к братьям. Буду дома. Да, наверно, дома.
— А братья старшие?
— Ага, один аж на 23 года старше.
— И приезжают к тебе?
— Приезжают.
Почему Н. в детдоме, вероятно, спрашиваете Вы у меня. Крупицу терпения, дорогой читатель, крупицу.
Отвлечённо я подошла к своему основному вопросу, собираюсь с силами, чтобы задать его. Пора.
— Гульнара Эдуардовна сказала мне, что ты просилась в семью…
— Какую семью? Никуда я не просилась…Нет! Нет! Нет! – возмутилась Н. и отвернулась от меня и снова заиграла с живым комочком.
— Опять ты меня обманываешь? Почему же не хочешь? В семью не навсегда, на время, ты ведь уже взрослая. Может, найдутся добрые люди, люди, с которыми тебе захочется общаться, с которыми не будет страшно поделиться проблемами, которые, в конце концов, пригласят тебя на пирожки с чаем или погуляют с тобой вне детдома.
— Нет, — она снова растерянно, тяжело отвечает. И вдруг сообщает мне почему:
— Вон, мою подругу взяли. И недавно вернули. Представляете? – она пронизывает меня лучистым взглядом, — Представляете? Как игрушку: взяли, надоела – выбросили. Бесчеловечно это, бесчеловечно!
Такой расклад не ожидался, но я не растерялась:
— Не все такие, пойми. И ещё кое-что пойми. Тебя смогут забрать не навсегда, а только на выходные или на каникулы, например, на летние, не на все, так хотя бы на неделю.
— Зачем?
Вот Вам и вопрос и попробуйте на него ответить. Это получилось у меня довольно нелепо:
— Они смогут стать родными людьми, если такие вообще найдутся. Но подожди. Мы напишем о тебе в газете, может быть, кто-то откликнется.
— Нет! – она пыталась казаться категоричной, но у неё не получалось. Видно было, что её жутко беспокоило что-то, думается, желание понять, а каков он, этот мир, вне детдома и школы. Короткую жизнь в семье она помнила плохо (или не хотела помнить), да и не та это жизнь, какую показывают в добрых семейных фильмах. Нет в детдоме детей при живых родителях с золотым прошлым.
— Нет, не хочу. А! – вспомнила она, будто в оправдание: — у меня мама есть, братья. Ну и что? Что с того, что она не пускала нас в школу. Она просто на просто не хотела мучить нас учёбой… И не снимайте меня, я не хочу.
— Хорошо, хорошо. Тем более что я не буду тебя фотографировать. А расскажи-ка мне лучше о том, чем вы, воспитанники, занимаетесь на выходных.
— Хм. Я с подружкой гуляю. Она со мной в комнате живет.
— То есть вас отпускают?
— Да, да. Вот зачем мне семья? (а ведь я об этом уже не спрашиваю). Зачем? Я в кино могу с подругой сходить. А пирожки? Ну, какая семья? Это маленьких… Да…маленьких…маленьких берут, а нас – нет, не берут нас.
— Ясное дело. А знаешь, как замечательно на даче?
— Нет, но мы в лагерь поедем на море или в подмосковный какой-нибудь.
— Тебе там нравится?
Н. выдохнула, тяжело-тяжело: Не-е-е-е-т!
— Вот видишь.
Мы обе вздрогнули: в комнату открылась дверь и вошла улыбающаяся Гульнара Маратовна. Она спросила: « Процесс пошёл?». И сама же ответила: «Вижу, что пошёл».
Мы обе кивнули. Котёнок сладко мяукнул – подтвердил.
— Поместим о тебе информацию? – интересуется Гульнара Маратовна у Н.
— Не..нет.
Через десять минут Н. всё-таки соглашается. Её взгляд засветился надеждой. Чтобы она не так волновалась, я пообещала ей, что никто не узнает из моего текста о том, как её зовут, а если захотят с ней поговорить – придут в Управление опеки и попечительства по Одинцовскому району. Часть обещаний выполнена, правда, только часть…
Н. забрала своего чёрного любимца и, попрощавшись, вышла. Не буду описывать, как мне было нелегко: я впервые побывала в детдоме. С Гульнарой Маратовной мы спустились в приёмную детдома «Благо». Тамара Михайловна, сотрудница детдома, спросила: «Ну что? Как?». В нескольких словах я пересказала нашу с Н. беседу и добавила: «Чувствуется, что Н. очень хочет в семью, но не признается в этом». Тамара Михайловна соглашается: «Эти дети тем и отличаются от других, что они очень замкнутые. А как им доверять людям, если в школе они общаются с такими же, как и они. Они словно отшельники: родители не позволяют своим чадам дружить с детдомовцами. Они выходят из этих стен незащищенные. Вот пример этой неготовности к жизни. Мальчонка, наш воспитанник, сам пошёл в больницу за справкой. С ним разговаривали на повышенных тонах – так он пришёл ужасно расстроенный и целый час рассказывал о том, что нашлись «очень нехорошие люди». Кроме детдома и школы они не видят ничего. Да, мы возим их в лагерные комплексы, но это всё равно не то! Уж напишите, может, кто и отзовётся!» — заканчивает она. Прощаемся. Выходим.
Гульнара Маратовна спрашивает у меня, получится ли что-то написать. Молчу.
— Что я Вас спрашиваю. Вы немного отойдите. Тяжело, наверно… Вся проблема в том, что дети очень хотят в семью, мечтают, каждый день мечтают об этом. Как Вы увидели, условия в детдоме замечательные. Ребята хорошо одеты, накормлены, у них в этом смысле всё есть. Они много ездят, для них выступают знаменитости. Есть и материальная помощь. Однако им недостаёт лишь одного: ощущения, что они кому-то нужны.
P.S: Если Вы хотите пообщаться с ребятами из Одинцовского детдома, помочь им или взять их «в гости», обращайтесь по телефону 8 (495) 596-51-95 или по электронной почте: opekaodincovo@yandex.ru.
ПОДЕЛИТЕСЬ НОВОСТЬЮ:
